– Что же случилось в пятницу?

– Мне стыдно об этом говорить.

– Но это может оказаться важным.

Будучи невольным свидетелем ссоры, я догадывался, о чем она не решается сказать.

– У нее был посетитель, не так ли?

– Возможно, мне лучше рассказать вам все, если это может помочь Алексу.

Она колебалась.

– Да, в пятницу ночью у Люси был гость. Я слышала, как он вошел к ней через боковую дверь. Я проследила за ним и видела, как он вошел. Она впустила в комнату мужчину, белого мужчину. В ту ночь я не стала об этом говорить, не стала давать волю своему гневу. Я решила уснуть и забыть об этом, но спала очень мало. Люси встала поздно и, пока я ходила в магазин, ушла на ленч. Вернувшись, она принялась искушать моего сына. Она поцеловала его прямо на улице, на виду у всех. Это было бесстыдством и распутством. Я сказала ей, чтобы она уходила, и она ушла. Мой мальчик хотел оставить меня и уйти с ней. Тогда мне пришлось рассказать ему о мужчине в комнате.

– Вам не следовало этого делать.

– Знаю. Я стыжусь своего поступка. С моей стороны это было опрометчиво и необдуманно. Он все равно не отвернулся от нее. Я поняла, что он для меня потерян. Раньше он всегда был послушным.

Она вдруг согнулась, закрыла лицо руками и зарыдала. Черная мать, оплакивающая разбитые надежды всех матерей на своих сыновей, черных, белых и смуглых!

В дверях появился дежурный сержант. Он некоторое время молча наблюдал за ней потом спросил:

– С ней нехорошо?

– Она беспокоится о своем сыне.

– Ее право, – равнодушно заметил он. – Вы Арчер?

– Да.

– Если вы к лейтенанту Брейку, то он сейчас примет вас у себя в кабинете.

Я поблагодарил его, и он исчез.

Приступ скорби миссис Неррис утих так же внезапно, как и начался.

– Мне очень жаль, – сказала она.

– Все в порядке. Вы должны помнить, что Алекс невиновен, хотя он и ослушался вас. Он достаточно взрослый, чтобы принимать решения.

– Я согласна с вами, – ответила она. – Но то, что он ради какой-то женщины мог покинуть меня – жестоко и несправедливо. Она привела его прямо в тюрьму.

– Вам не следовало играть на его ревности.

– Из-за этого вы не будете ему верить?

– Буду, но из-за этого у него появился мотив. Ревность – штука опасная, особенно когда нет фактов. – Разве не ясно, кем она была, раз принимала ночью в своей комнате белого мужчину?

– У нее была только одна комната.

– Это верно.

– Где же она могла принять посетителя?

– В моей гостиной, – ответила она. – Я разрешила ей пользоваться гостиной.

– Может быть, у них был секретный разговор.

– Хотела бы я знать, почему. – Ее вопрос уже содержал в себе ответ.

– Есть множество причин, по которым мужчина может посетить женщину.

Как выглядел этот человек?

– Я видела его только секунду под фонарем на углу. Обычный человек среднего роста, средних лет. Во всяком случае, двигался он нетерпеливо. Лица его я не разглядела.

– Вы заметили, как он был одет?

– Заметила. На нем была соломенная панама и светлый пиджак. Брюки более темные. Он не казался мне респектабельным.

– Возможно, вы правы, миссис Неррис. Но могу утверждать, что он приходил к ней по делу.

– Вы его знаете?

– Это Макс Хэйс. Он частный детектив. – Как вы?

– Не совсем.

Я встал, но она удержала меня за руку.

– Я слишком много наговорила, мистер Арчер. Вы по-прежнему верите, что Алекс невиновен?

– Конечно, – ответил я.

Но мотив, которым она снабдила сына, беспокоил меня.

Миссис Неррис заметила мою озабоченность и поблагодарила меня печальным поклоном.

Глава 19

Кабинет Брейка представлял собой комнату с такими же зелеными, как в коридоре, стенами. К потолку на металлических штырях были подвешены лампы дневного света, похожие на железные внутренности какого-то аппарата. Высоко на стене – маленькое окно в одну створку, и в нем квадрат голубого неба.

Доктор Беннинг сидел в неудобной позе на стуле у стены, со шляпой на коленях. Брейк с обычным видом флегматичной готовности разговаривал по телефону, стоявшему на письменном столе.

– Я занят, разве вы не слышали? Пусть этим займется дорожный контроль. И я не занимаюсь дорогами уже двадцать лет.

Он положил трубку и, словно бороной, провел рукой по волосам. Потом он сделал вид, будто только что заметил меня в дверях.

– А, это вы. Решили почтить нас своим визитом. Входите и присаживайтесь. Док как раз говорил мне, что вы развели по этому делу бурную деятельность.

Я сел рядом с Беннингом, который протестующе улыбнулся и открыл рот, собираясь заговорить. Но раньше, чем он успел это сделать, Брейк продолжал:

– Учитывая положение вещей, давайте говорить прямо. Я работаю не на себя и приветствую помощь от частных сыщиков, граждан и кого угодно. Я рад, что вы прислали ко мне доктора.

– Что вы думаете о возможности самоубийства?

Мой вопрос Брейк отмел.

– К этому я еще подойду. Вначале о другом. Если вы намерены заниматься этим делом, беседовать с моими свидетелями и вмешиваться во все происходящее, то мне нужно знать, какова ваша позиция и какова позиция вашего клиента.

– Мой клиент от меня удрал.

– В чем же заключается ваш интерес? Док говорил мне, что вы намерены выгородить этого парня Нерриса.

– Так определенно я не говорил, – возразил Беннинг. – Но я согласен с мистером Арчером, что парень, вероятно, невиновен.

– Это ваше мнение, Арчер?

– Верно. Я бы хотел поговорить с Алексом.

– Еще бы! Кстати, не наняла ли вас его мать? Чтобы водить меня за нос?

– У вас мания преследования, лейтенант.

Враждебность черной тенью медленно наползала на его лицо, подобно тени от черной тучи, проходящей над холмом.

– Вы признаете, что считаете Нерриса невиновным. Так вы и раньше думали. Вы что, собираете улики, чтобы за них зацепился какой-нибудь адвокат? Или вообще собираете показания? Это мне надо знать.

– Вообще собираю показания. Вчера меня наняла мисс Сильвия Трин. Она компаньонка миссис Синглентон.

Услышав вторую фамилию, Беннинг подался вперед.

– Это та женщина, у которой пропал сын?

– Вот именно, – сказал Брейк. – На прошлой неделе мы провели насчет него обычное расследование. Потом мы нашли в вещах Чампион газетную вырезку о награде за сведения о нем. И теперь я пытаюсь сообразить, чем мог быть связан пропавший аристократ с зарезанной здесь в долине черномазой. У вас есть какие-либо соображения, док?

– Я, собственно, об этом не думал.

Прекрасно он об этом думал.

– На первый взгляд кажется, что связь может быть только случайной. Некоторые из моих пациентов таскают с собой самые невероятные вещи, не имеющие к ним никакого отношения. А эмоционально неуравновешенные женщины часто связывают себя с людьми, о которых пишут в газетах.

Брейк нетерпеливо повернулся ко мне.

– А вы, Арчер? Что вы об этом думаете?

Я посмотрел на длинное честное лицо Беннинга и спросил себя, достаточно ли хорошо он знает свою жену. Вводить его в курс дел насчет нее не входило в мои намерения.

– Ничего такого, из-за чего вам стоило бы заряжать свой пугач.

– У меня, между прочим, револьвер сорок пятого калибра, – заметил Брейк. – А чего добивается ваша клиентка? Мисс Трин, кажется?

– Мисс Трин сообщила мне кое-какие детали исчезновения Синглентона.

Я сообщил Брейку часть их, достаточную для того, чтобы удержать его в Белла-сити, подальше от Эройо-Бич. О блондинке я не упомянул.

Утомленный моей сокращенной версией, Брейк то щелкал стальными наручниками, то играл бумагами в папке с надписью: «входящие». Беннинг слушал внимательно и очень нервничал.

Когда я кончил, доктор стремительно встал, вертя в руках шляпу.

– Извините меня, но я должен успеть до церкви забежать в больницу.

– Спасибо за то, что вы пришли, – сказал Брейк. – Если хотите, можете осмотреть труп, но вряд ли вы найдете признаки колебания жертвы. Я никогда не видел самоубийц с перерезанным горлом без таких признаков. А также с таким глубоким разрезом.